Глайт вытянула голову и носом погладила мне щеку.
— Твой вид с-согревает мою холодную кровь, дорогой малыш-ш. Ты далеко с-странс-ствовал?
— Да. Очень.
— Как-нибудь ночью мы будем ес-сть мыш-шей и леш-шать у огня. Ты с-согрееш-шь мне блюдс-се молока и расскажеш-шь о с-своих похош-шдениях с-с той поры, как покинул пределы Вс-севидящих. Мы поищем мозговых кос-стей для Грилла, ес-сли он по-прежнему…
— Сейчас он, похоже, служит моему дяде Сухаю. А как Кергма?
— Не знаю. Это было так давно.
Я прижал ее к себе, чтобы согреть.
— Спасибо, что ты ждала здесь в своем долгом сне, дабы поприветствовать меня.
— Это больш-ше, чем дружелюбие и приветс-ствие.
— Больше? Что же тогда, Глайт? Что это значит?
— Мне ес-сть что показать тебе. Идем.
Она мотнула головой. Я последовал в указанном направлении — туда, где коридоры расширялись. Я ощущал, как Глайт дрожит на моей руке, время от времени чуть слышно мурлыча.
Вдруг голова ее поднялась напряженно и стала слегка покачиваться.
— Что случилось?
— Мыш-ши, — произнесла она. — Мыш-ши близко. Я долш-шна поохотитьс-ся… пос-сле того, как покаш-шу тебе… это. 3автрак…
— Если ты хочешь сначала поесть, я подожду.
— Нет, Мерлин. Ты не долш-шен опоздать, что бы ни… привело тебя с-сюда. Что-то ваш-шное в воздухе. Позш-ше… пирш-шес-ство… паразиты…
Мы вступили в широкую и высокую часть галереи, освещенную небесным светом через стеклянную крышу. Четыре большие части металлической скульптуры — в основном бронза и медь — асимметрично располагались вокруг нас.
— Дальш-ше, — сказала Глайт. — Не здес-сь.
Я повернул направо за следующий угол и двинулся вперед. Вскоре мы подошли к очередному экспонату — на этот раз походившему на металлический лес.
— Потиш-ше теперь. Потиш-ше, дорогой демончик.
Я остановился и принялся изучать деревья — светлые, темные, ясные, тусклые. Железные, алюминиевые, латунные — хороши. В те давние годы, когда я последний раз приходил сюда, ничего подобного не было. Не удивительно. Другие места тоже немало изменились.
Я зашагал вдоль леса.
— Теперь. Здес-сь. Поверни. Обратно.
Я зашел в лес.
— Дерш-шис-сь правее. Вот это, выс-сокое.
Дойдя до кривого ствола самого высокого дерева, я остановился.
— Это?
— Да-с-с. Преодолей его… вверх… пош-шалуйс-ста.
— Ты имеешь в виду — залезть на него?
— Да-с-с.
— Хорошо.
Единственное, что приятно в стилизованном дереве, так это то, что оно закручено, заверчено и сплетено таким образом, что ставить руки и ноги на нем гораздо удобнее, чем кажется на первый взгляд. Я ухватился, подтянулся, нащупал место для ноги, вновь подтянулся, двигаясь вверх.
Выше. Еще выше… Футах в десяти от земли я остановился.
— Ух. Ну и что мне здесь делать?
— Лезь выш-ше.
— Зачем?
— С-скоро. С-скоро. Ты узнаеш-шь.
Я поднялся еще выше и тут ощутил — не столько зуд, сколько некое напряжение. Такое у меня иногда было, когда я попадал в опасное место.
— Там, наверху, путь, — сказал я.
— Да-с-с. Я леш-шала, оплетя ветку голубого дерева, когда Mac-стер Теней открыл путь. Его потом умертвили.
— Наверное, путь ведет к чему-то важному.
— Наверное. Я не лучш-ший с-судья в людс-ских делах.
— Ты пробиралась туда?
— Да-с-с.
— Значит, это не опасно?
— Нет.
— Отлично.
Преодолевая силу пути, я взобрался выше, пока обе ноги не оказались на одном уровне. Затем расслабился и позволил пути втянуть меня.
Я вытянул руки, на случай, если придется приземляться на не самую ровную поверхность.
Пол был аккуратно выложен плитками — черными, серебряными, серыми и белыми. Справа был геометрический орнамент, слева — мозаика, что представляла Преисподнюю Хаоса.
Впрочем, я смотрел вниз всего несколько мгновений.
— Господи всемогущий!
— Я была права? Это ваш-шно? — произнесла Глайт.
— Это важно, — отозвался я.
По всей часовне стояли свечи, многие с меня ростом и чуть ли не такие же толщиной. Некоторые были серебряные, некоторые — серые, несколько черных, несколько белых. Они стояли на разной высоте, причудливо расположенные на скамьях, полках, точках пересечения узора на полу Тем не менее не они давали основное освещение. Оно приходило сверху, и сначала я предположил, что сюда льется дневной свет. Но, глянув вверх, дабы оценить высоту свода, я увидел светильник — большой голубой шар за решетой темного металла.
Я сделал шаг вперед. Пламя ближайшей свечи затрепетало.
Я обратил лицо к каменному алтарю, что заполнял нишу напротив меня.
Черные свечи горели по обе ее стороны; серебряные, поменьше, мерцали прямо на нем. Мгновение я просто осматривал алтарь.
— Похош-ше на тебя, — заметила Глайт.
— Я думал, твои глаза не различают двумерных изображений.
— Я долго ш-шиву в музее. Почему твой портрет запрятан так тайно?
Я подошел ближе, пристально вглядываясь в икону.
— Это не я. Это мой отец — Корвин из Амбера.
Серебряная роза стояла в вазе перед иконой. Была ли она настоящей или искусственной в том или иной смысле этого слова, сказать я не мог.
И Грейсвандир лежал там же, на несколько дюймов выдвинутый из ножен. Я почувствовал, что он — настоящий, а тот, который носил призрак Образа моего отца, — лишь копия.
Я поднял меч и вытащил из ножен. Возникало ощущение мощи, когда я держал его, размахивал, бил, делал выпад, наступал…
Ожил спикарт, центр паутины сил. Мне вдруг стало неловко.