— Людоедский морозильник, — предположил я.
Юрт хохотнул.
— Значит, вы оба мертвы, — произнес Борель.
— Отнюдь, — отвечал я. — Я — настоящий. Так, забрел мимоходом по пути в куда более приятное место.
— А Юрт?
— Юрт — любопытный феномен, как физически, так к теологически. Ему повезло странным образом раздвоиться.
— Не скажу, что считаю это везением, — заметил Юрт, — но, учитывая альтернативу, все-таки рад, что оказался здесь.
— Вот пример позитивного мышления, которое столько лет творило во Дворе чудеса, — сказал я.
Юрт снова хохотнул.
Я услышал металлический свист, который так просто не забывается. Если Борель хочет проткнуть меня сзади, я все равно не успею вытащить меч, обернуться и парировать. С другой стороны, он всегда гордился, что убивает с соблюдением всех тонкостей этикета. Он фехтовал честно, потому что знал свою непобедимость. Поддерживал репутацию. Я тут же поднял обе руки, как будто он хочет напасть на меня сзади, — нарочно, чтоб ему досадить.
«Оставайся невидимой, Фракир. Как только я обернусь и взмахну рукой — отцепляйся. Долетишь, ухватишься и ползи к шее. А там ты уж знаешь, что делать.»
«Хорошо, начальник,» — отвечала она.
— Обнажи клинок и поворачивайся, Мерль.
— Ты как-то неспортивно себя ведешь, Борель.
— Ты смеешь обвинять меня в нарушении правил?!
— Трудно сказать, я же не вижу, что ты задумал, — отвечал я.
— Тогда обнажи оружие и повернись.
— Я поворачиваюсь, но оружия не трогаю.
Я быстро повернулся, взмахнул рукой, почувствовал, как соскользнула Фракир. И тут ноги мои поехали. Я слишком резво повернулся на гладком льду. В падении я видел, как ко мне метнулась темная тень. Когда я поднял глаза, передо мной — дюймах в шести от правого глаза — было острие Борелева меча.
— Вставай медленно, — сказал он.
Я подчинился.
— Вытаскивай оружие.
— А если я откажусь? — спросил я, чтобы протянуть время.
— Тем самым ты докажешь, что недостоин называться джентльменом, и я поступлю соответственно.
— То есть все равно на меня нападешь?
— Правила это позволяют, — ответил он.
— Подавись своими правилами! — Я поставил правую ногу за левую, отпрыгнул, вытащил клинок и закрылся.
Он настиг меня в одно мгновение. Я продолжал отступать за ледяную глыбу, из-за которой он вышел. Мне совсем не улыбалось состязаться с ним в мастерстве, особенно теперь, когда я почувствовал его прыть. Отступая, парировать было легче. Клинок, впрочем, казался каким-то непривычным, и я быстро глянул на него, чтобы понять причину. Это был не мой клинок.
Дрожащий свет тропы, отраженный от льда, вспыхивал на спиральной гравировке. Я знал лишь один такой клинок и видел его совсем недавно в руке, вполне возможно, отцовской. Передо мною мелькал Грейсвандир. Я улыбнулся. Какая ирония! Это самое оружие сразило настоящего лорда Бореля.
— Ты смеешься над своей трусостью? — спросил тот. — Стой и сражайся, подлец!
Словно в ответ на его слова меня что-то остановило. Впрочем, пока я глядел на свои ноги, острие не пронзило меня насквозь, поскольку, судя по выражению Борелева лица, с ним случилось нечто подобное.
Торчащие изо льда руки крепко держали нас за щиколотки. Теперь был черед Бореля улыбаться. Он не мог больше наступать, но и я не мог сделать ни шага назад. А значит…
Он сделал выпад, я парировал из четвертой позиции, атаковал из шестой. Он закрылся. Сделал ложный выпад. Снова кварте и новый выпад. Ответный удар. Применить сиксте… нет, это обманный ответ. Поймать его в четвертой. Финт. Снова финт. Укол…
Что-то белое и твердое пролетело над его плечом и угодило мне в лоб. Я отклонился назад, но не упал — руки держали крепко. Впрочем, хорошо, что так вышло, — не то он пропорол бы мне печенку. Инстинктивно — или по волшебству, которое, я слышал, обитает в Грейсвандире, — я выбросил руку вперед как раз тогда, когда мои колени подогнулись. На клинок я не смотрел, но почувствовал, как он входит во что-то упругое Борель удивленно фыркнул и чертыхнулся. Юрт тоже ругнулся. Его я не видел, он стоял сбоку, вне моего поля зрения.
Впереди что-то вспыхнуло. Я напружинил колени, устоял, отбил удар, чуть не снесший мне голову, и начал выпрямляться. Оказывается, я царапнул Борелю плечо, и теперь из раны водопадом хлестало пламя. Тело его начало светиться, контуры ног расплывались.
— Ты одолел меня не умением! — вскричал он.
Я пожал плечами.
— А это и не зимние Олимпийские игры, — сказал я.
Он перехватил эфес, занес руку к плечу и бросил в меня клинок — как раз перед тем, как рассыпаться фонтаном искр и растаять в небе.
Я отбил клинок, и он упал левее, до половины вонзился в лед и остался стоять, дрожа, — такой себе скандинавский перепев артуровской легенды. Юрт подбежал ко мне, пинками заставил руки выпустить мои щиколотки и сощурился на мой лоб.
Что-то упало на меня сверху.
«Извини, начальник. Я попала ему в колено. Пока доползла до горла, он уже вспыхнул,» — сказала Фракир.
«Все хорошо, что хорошо кончается, — отвечал я. — Хоть не обожглась?»
«Даже жара не почувствовала.»
— Извини, что попал в тебя ледышкой, — сказал Юрт. — Я метил в Бореля.
Я пошел прочь от долины рук, обратно к тропе.
— Косвенно это помогло, — сказал я, но благодарить не стал. Кто его знает, куда он на самом деле целил?
Я оглянулся. Руки, которые Юрт только что пинал, показывали нам кукиш.
Откуда у меня взялся Грейсвандир? Смогло бы другое оружие так же поразить призрак Логруса? Значит ли это, что меня принес сюда все-таки отец? И что он знал: его клинок мне понадобится? Мне хотелось думать так, хотелось верить, что это был он, а не призрак Образа. А если это был он, то какова его роль во всей этой истории? Что он про нее знает? И на какой он стороне?