Я открыл глаза и увидел над собой всадника, с головы до ног закутанного в длинный плащ. Он сидел абсолютно неподвижно, не произносил ни слова и смотрел мне в лицо. Собственное его лицо было скрыто краем плаща.
Он глядел на меня — я глядел на него. Никаких вроде бы угрожающих телодвижений, однако этот холодный взгляд выражал явную антипатию.
— Се возлежит доблестный рыцарь.
Я промолчал.
— А ведь мне убить тебя — как раз плюнуть.
Тогда я узнал этот голос, но причина столь пламенных чувств оставалась для меня неясной.
— Я нашла Бореля еще живым, — промолвила Дара. — Он поведал мне, как бесчестно ты взял над ним верх.
Тут уж я не мог ровно ничего поделать. Сам, помимо и против воли, в моем горле возник сухой, иронический смешок. Господи, это ж надо придумать такую ересь! Я мог рассказать ей, что Борель был гораздо лучше снаряжен, что он был свеж и полон сил и при этом требовал поединка. Можно бы добавить еще, что я не считаю войну игрой и что, когда моя жизнь в опасности, я не придерживаюсь никаких правил. Я мог наговорить много самых разных вещей, только какой смысл, если Дара не знала их сама, либо знала, но не хотела с ними согласиться? Кроме того, ее чувства ко мне были вполне очевидны и вряд ли могли мгновенно измениться.
А потому я ограничился одним из величайших трюизмов:
— На все можно взглянуть с разных сторон.
— Мне вполне достаточно одной, — отрезала Дара.
Я хотел безразлично пожать плечами, однако воздержался — слишком уж они болели.
— Знакомство с тобой стоило мне двух самых важных в моей жизни людей, — сообщила Дара.
— Да? Весьма сожалею.
— Ты совсем не такой, как меня убеждали и даже — на какое-то время — убедили. Я видела в тебе человека благородного — сильного, но при этом понимающего и великодушного, иногда — нежного. Честного…
За ее спиной сверкали молнии. Гроза заметно приблизилась. Я не удержался и сказал нечто не совсем пристойное. Дара словно не слышала.
— Я возвращаюсь, — продолжала она, — к своему народу. Сегодня вы вроде бы победили, но Амбер — он в той стороне.
Выпростанная из-под накидки рука указала на грозу. Я молчал и смотрел. Не на бушующие стихии — на Дару.
— Вряд ли есть смысл отрекаться от страны, временно меня приютившей, — ведь скорее всего ее попросту не существует.
— А как насчет Бенедикта? — негромко поинтересовался я.
— Не нужно… — начала Дара и тут же отвернулась.
Несколько секунд прошло в полном молчании.
— Не думаю, чтобы мы когда-нибудь встретились еще раз, — промолвила она наконец и ускакала налево, в сторону черной дороги.
Циник мог бы решить, что Дара попросту присоединилась к выигравшей стороне — Владения Хаоса скорее всего сохранится и после катастрофы. Я не знаю и честно в этом признаюсь. Я думаю о том, что увидел, когда она указывала на апокалипсическую грозу. Накидка разошлась, передо мной на мгновение предстало то, во что превратилась бывшая кандидатка в королевы Амбера. Полускрытое тенью лицо почти не походило на человеческое. Однако было в нем что-то, заставившее меня повернуть голову и смотреть вслед Даре, пока та не исчезла во мгле. С уходом Дейдры, Бранда и отца — а теперь еще и с этим невеселым прощанием — мир заметно опустел. Мир. А что от него осталось, от этого мира?
Я снова лег и вздохнул. Пусть другие уходят, а я останусь здесь, буду ждать, пока накроет меня гроза, и буду спать… и растворюсь?
Вспомнился Хуги. Неужели я усвоил не только его плоть, но и его бегство от жизни? Я был настолько измотан, что такое бегство казалось простейшим, естественным образом действий…
— Очнись, Корвин!
Я снова успел задремать, правда, — на одно только мгновение. Разбудившая меня Фиона принесла еду и непременную фляжку.
— Не хотелось прерывать твою беседу, — сказала она. — Так что я скромно подождала в стороне.
— Ты слышала? — спросил я.
— Нет, но могу догадаться — исходя из того, что она уехала. Вот, бери.
Глотнув вина, я занялся мясом и хлебом. И сумел оценить их по достоинству, несмотря даже на растерзанное состояние своих мыслей.
— Скоро двинемся, — сказала Фиона, взглянув на бушующую грозу. — Сможешь ехать верхом?
— Думаю, да.
Я еще раз отхлебнул из горлышка.
— Только, понимаешь, Фиона, слишком уж много всего произошло. Я нахожусь в полном эмоциональном оцепенении. В некой Тени я сбежал из психушки. Я обманывал людей, я убивал. Я строил планы и сражался Я вернул себе память и пытался наладить свою жизнь. Я нашел свою семью и узнал, что я ее люблю. Я помирился с отцом. Я сражался, защищая его королевство. Я делал все, что только мог, для сохранения вселенной. И теперь, когда оказалось, что все мои усилия зря, у меня просто нет духу, нет сил скорбеть. Я ничего не чувствую. Прости меня.
Фиона поцеловала меня в лоб.
— Не все еще кончено. Ты снова станешь таким, как прежде.
Я покачал головой.
— Это, — промолвил я, — как в последней главе «Алисы». Мне кажется, если я крикну: «Ведь вы — всего лишь колода карт!», вы вспорхнете в воздух пригоршней раскрашенных картонок. Не поеду я с вами. Оставьте меня здесь. Да и кому я нужен — джокер?
— Сейчас я сильнее тебя, — сказала Фиона, — так что ты едешь.
— Нечестно, — промямлил я.
— Да ты доедай, доедай. Время еще есть.
Я вернулся к прерванной еде.
— Тут твой сын, Мерлин, — продолжила она абсолютно будничным голосом. — Хочет посмотреть на папашу. Позвать?
— Пленный?
— Да не то чтобы. Он не участвовал в битве — просто пришел сюда и попросил о встрече с тобой.