— По-моему, мы с ним друзья, — тихонько проговорил я. — Теперь ты, Рэндом.
— Ты что, смеешься?
— Нет. Я совершенно уверен: это безопасно. Попробуй.
— А что, если ты ошибаешься?
— Тогда я перед тобой извинюсь.
— Ничего себе!..
Рэндом подошел к грифону и протянул к нему руку. Тот по-прежнему вел себя исключительно дружелюбно.
— Ну хорошо, — сказал Рэндом примерно минуту спустя, все еще почесывая грифону шею, — и что мы этим доказали?
— То, что это всего лишь сторожевой пес.
— И что же он стережет?
— Ну разумеется, Образ!
— В таком случае я утверждаю, — заявил Рэндом, отступая назад, — что работа этого сторожа оставляет желать лучшего. — Он указал на темный сектор. — Что, собственно, объяснимо, если он так же дружелюбен ко всем тем, кто не ест ни овса, ни лошадей.
— А по-моему, в этом отношении он как раз весьма разборчив. Возможно также, что его посадили здесь уже после того, как Образ был поврежден, на случай возобновления подобных злостных попыток.
— И кто же его здесь посадил?
— Это я и сам хотел бы узнать. Кто-то из наших сторонников, видимо.
— Что ж, попробуй собрать дополнительные доказательства своей теории. Теперь вели Ганелону погладить эту собачку.
Ганелон не двинулся с места.
— А может, у членов вашего семейства какой-нибудь запах особый, — сказал он в конце концов, — и грифон по нему отличает уроженцев Амбера? Нет уж, спасибо, тут я пас.
— Ладно. Это не так уж и важно. Ну а что ты вообще можешь сказать обо всем случившемся?
— Из двух группировок, борющихся за право сидеть на троне Амбера, — сказал Ганелон, — сильнее та, которую представляют Бранд, Фиона и Блейз: у них, как ты сам говорил, гораздо больше знаний и возможностей воздействовать на те силы, что вьются вокруг королевства. Бранд ничего толком не рассказал тебе — разве что ты сам умудрился видеть кое-какие случаи, к которым он мог иметь отношение, — однако, согласно моему предположению, нанесенный Образу ущерб наглядно демонстрирует те средства, благодаря которым союзники этой группировки завоевали доступ в Амбер. Благодаря действиям одного или нескольких из этих союзников и возникла, например, черная дорога. Если сторожевой пес, посаженный здесь, реагирует на запах членов вашей семьи или еще на какую-то подобную информацию, заложенную во всех вас, то это значит, что он преспокойно мог сидеть здесь и не чувствовать ни малейшей потребности вмешиваться, пока творилось зло.
— Возможно, ты прав, — заметил Рэндом. — А что ты думаешь насчет способа, которым они воспользовались?
— Если хочешь, — сказал Ганелон, — я вам это продемонстрирую, но только мне кое-что для этого нужно.
— А что именно?
— Идите сюда, — пригласил он, направляясь к краю площадки, на которой горел Образ.
Я последовал за ним, Рэндом тоже. Грифон осторожно крался со мною рядом. Ганелон повернулся и протянул руку:
— Корвин, можно тебя побеспокоить? Передай мне, пожалуйста, тот кинжал, что я подобрал там.
— Пожалуйста, — произнес я, вытаскивая кинжал из-за пояса и протягивая ему.
— Ты так и не сказал, что для этого нужно? — снова спросил требовательным тоном Рэндом.
— Кровь Амбера, — ответил Ганелон.
— Не уверен, что эта идея мне по вкусу, — покачал головой Рэндом.
— Тебе придется лишь уколоть палец этим кинжалом, — сказал Ганелон, протягивая ему клинок, — чтобы капля твоей крови упала на Образ.
— И что случится тогда?
— Давай попробуем и увидим.
Рэндом посмотрел на меня:
— А ты что скажешь?
— Давай-давай! По крайней мере что-то выясним. Это действительно интересно.
Он кивнул, взял из рук Ганелона кинжал и оцарапал им кончик своего левого мизинца. Потом выдавил капельку крови, держа палец точно над светящейся линией Образа. Красная капля чуть увеличилась, задрожала и упала вниз.
И тут же там, где она коснулась узора, взвился столб дыма и послышался негромкий треск.
— Черт меня побери! — воскликнул явно восхищенный Рэндом.
Крошечное пятно на поверхности Образа уже достигло размеров серебряного доллара.
— Ну вот вам, пожалуйста! — сказал Ганелон. — Именно так это и было сделано.
Пятнышко действительно выглядело в точности так же, как и огромное пятно в центре Образа, справа от нас. Грифон, вытянув шею, издал короткий пронзительный вопль и быстро отпрянул, испуганно вертя головой и глядя на каждого из нас по очереди.
— Спокойно, приятель, спокойно, — пробормотал я, снова почесывая ему шею.
— Но что могло вызвать появление такого большого... — начал было Рэндом, а потом медленно кивнул.
— Действительно, что? — заметил Ганелон. — Не вижу никаких следов и на том месте, где только что был уничтожен твой Яго.
— Значит, кровь Амбера, — задумчиво проговорил Рэндом. — Дорогой Ганелон, ты сегодня прямо-таки переполнен различными догадками.
— Спроси Корвина, пусть расскажет тебе о Лоррейне, о той стране, где я так долго прожил, — сказал Ганелон, — там, где вырос Черный Круг. Я весьма чувствителен к воздействию этих сил, хотя знаю их скорее на расстоянии. Но их природа становилась мне все яснее с каждым вашим новым рассказом. Сейчас я знаю больше, поэтому догадки мои полнее. Спроси Корвина, хороши ли мозги у его генерала.
— Корвин, — сказал Рэндом, — дай-ка мне ту проколотую карту.
Я вытащил Козырь из кармана и разгладил. Сейчас кровавые пятна на карте выглядели еще более зловещими. И еще одно поразило меня: я не мог поверить, что это работа Дворкина, мудреца, мага, художника и наставника детей Оберона, но только сейчас мне пришло в голову, что кто-то другой оказался способен сделать нечто подобное. И хотя общий стиль казался в какой-то степени знакомым, это была не его работа. Не Дворкина. Но где же я раньше видел столь уверенную линию, не такую непринужденную, правда, как у старого мастера? На этом рисунке каждый штрих был как бы тщательнейшим образом продуман еще до того, как перо коснулось бумаги. И еще кое-что было здесь не так: некое нарочитое подчеркивание отдельных черт, как если бы художник работал под воздействием собственных старых воспоминаний или чужих описаний, а не видя перед собой живой объект.